Советские женщины в годы великой отечественной войны. Роль женщины во время великой отечественной войны

Женская часть нашего многонационального народа вместе с мужчинами, детьми и стариками вынесла на своих плечах все тяготы Великой войны. Женщины вписали в летопись войны немало славных страниц.

Женщины были на линии фронта: медиками, лётчицами, снайперами, в частях ПВО, связистками, разведчицами, шофёрами, топографами, репортерами, даже танкистками, артиллеристами и служили в пехоте. Женщины активно участвовали в подполье, в партизанском движении.

Женщины взяли на себя множество «чисто мужских» специальностей в тылу, так как мужчины ушли на войну, и кто-то должен был встать за станок, сесть за руль трактора, стать обходчиком железных дорог, освоить профессию металлурга и т. д.

Цифры и факты

Воинская служба в СССР является почетной обязанностью не только мужчин, но и женщин. Это их право записано в ст. 13-й Закона о всеобщей воинской обязанности, принятом IV сессией Верховного Совета СССР 1 сентября 1939 г. В ней говорится о том, что Народным Комиссариатам Обороны и Военно-Морского Флота предоставляется право брать в армию и флот женщин, имеющих медицинскую, ветеринарную и специально-техническую подготовку, а также привлекать их на учебные сборы. В военное время женщины, имеющие указанную подготовку, могут быть призваны в армию и флот для несения вспомогательной и специальной службы. Чувство гордости и признательности советских женщин партии и правительству по поводу решения сессии Верховного Совета СССР выразила депутат Верховного Совета СССР Е.М.Кожушина из Винницкой области: “Все мы, молодые патриотки, - сказала она, - готовы выступать на защиту нашей прекрасной Родины. Мы, женщины, гордимся тем, что нам дано право защищать ее наравне с мужчинами. И если позовет наша партия, наше правительство, то мы все выступим на защиту нашей замечательной страны и дадим врагу сокрушительный отпор”.

Уже первые известия о вероломном нападении Германии на СССР вызвали у женщин безграничный гнев и жгучую ненависть к врагам. На проходивших по всей стране собраниях и митингах они заявляли о своей готовности встать на защиту своей Родины. Женщины и девушки шли в партийные и комсомольские организации, в военные комиссариаты и там настойчиво добивались отправки на фронт. Среди добровольцев, подавших заявления об отправке в действующую армию, до 50% ходатайств было от женщин.

За первую неделю войны заявления об отправке на фронт поступили от 20 тыс. москвичек, и спустя три месяца зачисления в ряды защитников Родины добились 8360 женщин и девушек Москвы. В числе ленинградских комсомольцев, подавших в первые дни войны заявления с просьбой отправить в действующую армию, 27 тыс. заявлений было от девушек. Отправки на фронт добились более 5 тыс. девушек Московского района Ленинграда. 2 тыс. из них стали бойцами Ленинградского фронта и самоотверженно сражались на подступах к родному городу.

Роза Шанина. Уничтожила 54 противника.

Созданный 30 июня 1941 года Государственный комитет обороны (ГКО) принял ряд постановлений о мобилизации женщин для несения службы в войсках ПВО, связи, внутренней охраны, на военно-автомобильных дорогах... Было проведено несколько комсомольских мобилизаций, в частности мобилизации комсомолок в Военно-Морской Флот, в Военно-Воздушные Силы и войска связи.

В июле 1941 года свыше 4 тысяч женщин Краснодарского края обратились с просьбой послать их в действующую армию. В первые дни войны добровольцами ушли 4 тысячи женщин Ивановской области. По комсомольским путевкам стали красноармейцами около 4 тысяч девушек из Читинской области, свыше 10 тысяч из Карагандинской.

На фронте в разные периоды сражалось от 600 тысяч до 1 миллиона женщин, 80 тысяч из них были советскими офицерами.

Центральная женская школа снайперской подготовки дала фронту 1061 снайпера и 407 инструкторов снайперского дела. Выпускницы школы уничтожили в войну свыше 11280 вражеских солдат и офицеров.

Рязанскому пехотному училищу в конце 1942 года был дан приказ - подготовить из женщин-добровольцев около 1500 офицеров. К январю 1943-го в училище прибыло свыше 2 тысяч женщин.

Впервые в в годы Отечественной войны в Вооруженных Силах нашей страны появились женские боевые формирования. Из женщин-добровольцев было сформировано 3 авиационных полка: 46-й гвардейский ночной бомбардировочный, 125-й гвардейский бомбардировочный, 586-й истребительный полк ПВО; Отдельная женская добровольческая стрелковая бригада, Отдельный женский запасной стрелковый полк, Центральная женская школа снайперов, Отдельная женская рота моряков.

Снайперы Фаина Якимова, Роза Шанина, Лидия Володина.

Находясь под Москвой, 1-й отдельный женский запасной полк также готовил кадры автомобилистов и снайперов, пулеметчиков и младших командиров строевых подразделений. В личном составе числилось 2899 женщин.

В Особой Московской армии ПВО служили 20 тысяч женщин.

Некоторые женщины были и командирами. Можно назвать Героя Советского Союза Валентину Гризодубову, которая в течение всей войны командовала 101-м авиационным полком дальнего действия, где служили мужчины. Она сама совершила около двухсот боевых вылетов, доставляя партизанам , взрывчатку, продовольствие и вывозя раненых.

Начальником отдела боеприпасов управления артиллерии армии Войска Польского была инженер-полковник Антонина Приставко. Закончила она войну под Берлином. Среди ее наград ордена: "Возрождение Польши" IV класса, "Крест Грюнвальда" III класса, "Золотой Крест Заслуги" и другие.

В первом военном 1941 году сельскохозяйственным трудом, главным образом в колхозах, было занято 19 млн. женщин. Это значит, что почти все тяготы по обеспечению питанием армии и страны падали на их плечи, на их трудовые руки.

В промышленности было занято 5 млн. женщин, причем многим из них были доверены и командные посты - директоров, начальников цехов, мастеров.

Культура, образование, здравоохранение стали предметом заботы, главным образом, женщин.

Девяносто пять женщин в нашей стране имеют высокое звание Героев Советского Союза. Среди них и наши космонавты.

Самое многочисленное представительство участниц Великой Отечественной войны среди других специальностей составляли женщины-медики.

Из общего числа врачей, которых в действующей армии насчитывалось около 700 тысяч, женщин было 42%, а среди хирургов - 43,4%.

Средних и младших медицинских работников на фронтах служило более 2 миллионов человек. Женщины (фельдшера, сестры, санинструкторы) составляли большинство - свыше 80 процентов.

В военные годы была создана стройная система медико-санитарного обслуживания сражающейся армии. Существовала так называемая доктрина военно-полевой медицины. На всех этапах эвакуации раненых - от роты (батальона) до госпиталей глубокого тыла - самоотверженно несли благородную миссию милосердия медики-женщины.

Славные патриотки служили во всех родах войск - в авиации и морской пехоте, на боевых кораблях Черноморского флота, Северного флота, Каспийской и Днепровской флотилиях, в плавучих военно-морских госпиталях и санитарных поездах. Вместе с конниками они уходили в глубокие рейды по тылам врага, были в партизанских отрядах. С пехотой дошли до Берлина. И всюду медички оказывали специализированную помощь пострадавшим в боях.

Подсчитано, что девушки-санинструкторы стрелковых рот, медсанбатов, артиллерийских батарей помогли семидесяти процентам раненых бойцов вернуться в строй.

За особое мужество и героизм 15 женщин-медиков удостоены звания Героя Советского Союза.

О подвиге женщин - военных медиков напоминает скульптурный памятник в Калуге. В сквере на улице Кирова на высоком пьедестале возвышается во весь рост фронтовая медицинская сестра в плащ-палатке, с санитарной сумкой через плечо. Город Калуга в годы войны был средоточием многочисленных госпиталей, которые вылечили и вернули в строй десятки тысяч бойцов и командиров. Потому-то и соорудили в святом месте монумент, у которого всегда цветы.

История еще не знала такого массового участия женщин в вооруженной борьбе за Родину, какое показали советские женщины в годы Великой Отечественной войны. Добившись зачисления в ряды воинов Краской Армии, женщины и девушки овладели почти всеми военными специальностями и вместе со своими мужьями, отцами и братьями несли военную службу во всех родах войск Советских Вооруженных Сил.

Неизвестные советские девушки-рядовые из истребительно-противотанковой артиллерийской части.

«Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…». Правда про женщин на войне, о которой не писали в газетах…
Ко Дню Победы блогер radulova опубликовала воспоминания женщин-ветеранов из книги Светланы Алексиевич.

“Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам – кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло – я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…”

“Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. “Не ходи, убьют, – не пускали меня бойцы, – видишь, уже светает”. Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: “Заслуживает награды”. В девятнадцать лет у меня была медаль “За отвагу”. В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее – и не верю. Дите!”

“У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: “Ну, как? Чем тебе помочь?” Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: “Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…” Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…”

…………………………………………………………………….

“И когда он появился третий раз, это же одно мгновенье – то появится, то скроется, – я решила стрелять. Решилась, и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он враг, но человек, и у меня как-то начали дрожать руки, по всему телу пошла дрожь, озноб. Какой-то страх… Ко мне иногда во сне и сейчас возвращается это ощущение… После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко… И внутри у меня что-то противится… Что-то не дает, не могу решиться. Но я взяла себя в руки, нажала спусковой крючок… Не сразу у нас получилось. Не женское это дело – ненавидеть и убивать. Не наше… Надо было себя убеждать. Уговаривать…”

“И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет – это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием – медаль “За боевые заслуги”, за спасение двадцати пяти человек – орден Красной Звезды, за спасение сорока – орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти – орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…”

“Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: “Полк, под знамя! На колени!”, все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела “куриной слепотой”, это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…”

…………………………………………

“Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы – вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: “Кто вы? Откуда?” Подошла ближе, ахнула и говорит: “Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет”. Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: “Скорей! Быстрей!” И опять – “Скорей! Быстрей!” Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь”.

“Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…”

……………………………………

“Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне – пятнадцать лет, а сестре – четырнадцать. Он говорил: “Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…” Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…”

……………………………………

“У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…”

………………………………………..

“Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…”

……………………………………….

“Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:
- Дайте мне конфет.
Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое – карточки, что такое – блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: “Когда я дорасту до этой винтовки?” И все вдруг стали просить, вся очередь:
- Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.
И мне дали”.

“И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:
- Меня ранило…
В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:
- Куда ранило?
- Не знаю куда… Но кровь…
Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься – зубы скрипят. Вспоминаешь – где ты? Там или здесь?”

…………………………………………..

“Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я – тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы – понимаете?”

“Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый – старший лейтенант Белов, мой последний раненый – Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов – балетный вес. Сейчас уже не верится…”

……………………………………

“Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: “Старшина за бортом!” Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…

………………………………………

“Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: “Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь”. Брат на фронте погиб. Она плакала: “Одинаково теперь – рожай девочек или мальчиков”.

“А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне – носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?”

……………………………………..

“В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью “За боевые заслуги” и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет – орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: “А за что ты получила свои медали?” или “А была ли ты в бою?” Пристают с шуточками: “А пули пробивают броню танка?” Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила – Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: “Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…”

“Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:
- Ты хоть пробовала?
- Чего? Что пробовала? – А есть хотелось страшно.
- Не чего, а кого… Бабу!
А до войны пирожные такие были. С таким названием.
- Не-е-ет…
- И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь… Убьют нас ночью…
- Да пошел ты, дурак! – До меня дошло, о чем он.
Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила…”

…………………………………………

“Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…”

……………………………………………

“Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача – уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: “Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее”. Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…”

“Перевязываю танкиста… Бой идет, грохот. Он спрашивает: “Девушка, как вас зовут?” Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя – Оля”.

………………………………………

“И вот я командир орудия. И, значит, меня – в тысяча триста пятьдесят седьмой зенитный полк. Первое время из носа и ушей кровь шла, расстройство желудка наступало полное… Горло пересыхало до рвоты… Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. На тебя таранит! Это один миг… Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. Все – конец!”

…………………………………….

“И пока меня нашли, я сильно отморозила ноги. Меня, видимо, снегом забросало, но я дышала, и образовалось в снегу отверстие… Такая трубка… Нашли меня санитарные собаки. Разрыли снег и шапку-ушанку мою принесли. Там у меня был паспорт смерти, у каждого были такие паспорта: какие родные, куда сообщать. Меня откопали, положили на плащ-палатку, был полный полушубок крови… Но никто не обратил внимания на мои ноги… Шесть месяцев я лежала в госпитале. Хотели ампутировать ногу, ампутировать выше колена, потому что начиналась гангрена. И я тут немножко смалодушничала, не хотела оставаться жить калекой. Зачем мне жить? Кому я нужна? Ни отца, ни матери. Обуза в жизни. Ну, кому я нужна, обрубок! Задушусь…”

………………………………………

“Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка “ИС-122″, а мужа – старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом – я одна”.

“Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали”.

…………………………………..

“Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались… ”

…………………………………

“У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…”

……………………………….

“Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: “Скорей, сестра. Я еще повоюю”. В горячке…”

“Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине – что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно – герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…”

…………………………………

“Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…”

………………………………….

“Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую – кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда – в ягодицу. В попу… В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло…”

………………………………….

“Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:
- Вы когда перенесли инфаркт?
- Какой инфаркт?
- У вас все сердце в рубцах.
А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши “По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле”.

………………………………

“Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: “Ах, эти женщины!” И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: “Навоюют эти бабы…”

“Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала – дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: “А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться”.

…………………………………

“Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…”

“Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок – тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: “Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали”. Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины – кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…”

“Наконец получили назначение. Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами – сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: “У-у-у-у…” Один даже сплюнул: “Тьфу!” А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились”.

……………………………………..

“Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: “Воздух! Рама!” Я подняла голову и ищу в небе “раму”. Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та “рама”? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: “Хлопцы, наших бьют!” Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: “Взвод, стать в строй!” Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: “Кто здесь старший?” Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: “Что тут произошло?” Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое “рама”, какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство…”

“Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду… Я была пэпэже, то, что расшифровывается “походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона… Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: “Сестричка! Сестренка!”, а после боя каждый тебя стережет… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю… Промолчали. Гордые! А оно все было… Но об этом молчат… Не принято… Нет… Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: “Ты чего?” Кому расскажешь?”

…………………………………

“Мы его хоронили… Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро… Прямо сейчас… Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее… Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка… Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит… Как? Стали прощаться… Мне говорят: “Ты – первая!” У меня сердце подскочило, я поняла… Что… Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают… Мысль ударила: может, и он знал? Вот… Он лежит… Сейчас его опустят в землю… Зароют. Накроют песком… Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит… Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю… Этот момент… Бомбы летят… Он… Лежит на плащ-палатке… Этот момент… А я радуюсь… Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви… Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину… Это был первый…”

“Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: “Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…” Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. “Что с тобой?” – “Да ничего. Натанцевалась”. А это – мои два ранения… Это – война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились – сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин – крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: “Читай стихи. Есенина читай”.

“Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза – бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: “Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет”. Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…”

……………………………………..

Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать:
- Товарищ генерал, по вашему приказанию…
Услышала:
- Отставить…
Вытянулась по стойке “смирно”. Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу:
- Где же тот командир саперов?
Я снова попыталась доложить:
- Товарищ генерал…
Он наконец повернулся ко мне и с досадой:
- На черта ты мне нужна!
Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался:
- Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов?
Генерал уставился на меня:
- Ты кто?
- Командир саперного взвода, товарищ генерал.
- Ты – командир взвода? – возмутился он.

- Это твои саперы работают?
- Так точно, товарищ генерал!
- Заладила: генерал, генерал…
Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу:

……………………………………….

“Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: “Кисонька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую”. Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: “Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом”.

“Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает – пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: “Как жаль, девочки”. Потом помолчала и улыбнулась нам: “Девочки, неужели я умру?” В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: “Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…” Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: “Дорогая моя, любимая доченька…” Возле меня стоит врач, он говорит: “Это – чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…” Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…”

…………………………………

“Пробыла я у него один день, второй и решаю: “Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь”. Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу – идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю… Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу – упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: “Куда ты прешь, чертова баба!!” Подползу – живой… Живой!”

…………………………………

“Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают… О девчонках наших заговорили… А я как зареву: “Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!” Одним словом, праздничное настроение я им испортила… Начальник штаба вот на твоем месте сидел. “Ты мне покажи, – стучал кулаком по столу, – кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!” Прощения просил: “Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез”.

………………………………..

“Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: “Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами… ” Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах…”

………………………………..

“Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу – оставляю, потом – другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: “Возвращаться за немцем или нет?” Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе – для любви. У человека оно одно”.

“Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она – умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны… После грязи, после вшей, после смертей… Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин… У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли…”

…………………………………..

“Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: “Зачем ты порвала?” Она плачет: “А кто бы меня замуж взял?” – “Ну, что же, – говорю, – правильно сделала”. Еще громче плачет: “Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело”. Представляете? Плачет.”

…………………………………….

“Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг… Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: “сестричка родная”, “сестричка дорогая”, ничего другого не слышала… Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: “На ком ты женился? На фронтовой… У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?” И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить… Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии… Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было”.

……………………………………

“Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины – победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…”

…………………………………..

“Первая медаль “За отвагу”… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: “Вперед! За Родину!”, а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…”

Не так давно российские СМИ оживленно писали о том, что Краснодарское высшее военное авиационное училище начало принимать заявления от девушек. В приемную комиссию сразу же хлынули десятки желающих сесть за штурвал боевого самолета.

В мирное время девушки, которые осваивают военные специальности, представляются нам чем-то экзотическим. Но когда над страной нависает угроза войны, представительницы прекрасного пола зачастую обнаруживают удивительную храбрость и стойкость, ни в чем не уступая мужчинам. Так было в годы Великой Отечественной войны, когда женщины наравне с мужчинами сражались на фронте. Они осваивали самые разные военные профессии и несли воинскую службу в качестве медсестер, летчиц, саперов, разведчиц и даже снайперов.

В тяжелых военных условиях молодые девчонки, многие из которых были вчерашними школьницами, совершали подвиги и гибли за Отечество. При этом они даже в окопах продолжали хранить женственность, проявляя ее в быту и трепетной заботе о товарищах.

Мало наших современников способны представить себе, через что пришлось пройти советским женщинам в годы войны. Уже мало и их самих - тех, кто выжил и сумел донести драгоценные воспоминания до потомков.

Одной из хранительниц этих воспоминаний является наша коллега, главный специалист научного отдела РВИО, кандидат исторических наук Виктория Петракова. Она посвятила свой научный труд теме женщин на войне, тема ее исследования - советские девушки-снайперы.

О тяготах, которые выпали на долю этих героинь (с некоторыми из них Виктории посчастливилось общаться лично), она рассказала «Истории.РФ».

«Парашюты выкладывали, чтобы взять на борт бомбы»

Виктория, я понимаю, что тема женщин на фронте очень обширна, поэтому давайте подробнее остановимся на Великой Отечественной войне.

Массовое участие советских женщин в Великой Отечественной войне - это беспрецедентное явление в мировой истории. Ни у нацистской Германии, ни у стран-союзников такого количества женщин в войне не участвовало, и, более того, за рубежом женщины не осваивали боевые специальности. У нас же они были летчицами, снайперами, танкистами, саперами, минерами…

- Российские женщины начали воевать только в 1941 году? Почему их стали брать в армию?

Это происходило по мере появления новых военно-учетных специальностей, развития техники, вовлечения в боевые действия большого количества людских ресурсов. Женщин призывали, чтобы высвобождать мужчин для ведения более тяжелых военных действий. Наши женщины находились на полях сражений и во время Крымской войны, и в Первую мировую, и в Гражданскую войну.

- Известно ли, сколько женщин в Советском Союзе воевало в годы Великой Отечественной войны?

- Историки до сих пор не установили точную цифру. В различных работах называется количество от 800 тысяч до 1 миллиона. В годы войны эти женщины освоили более 20 военных профессий.

- Много ли среди них было девушек-летчиц?

- Что касается летчиц, то у нас было три женских авиационных полка. Указ об их создании вышел 8 октября 1941 года. Это произошло благодаря известной летчице Марине Михайловне Расковой, которая уже на тот момент была Героем Советского Союза и обратилась непосредственно к Сталину с таким предложением. Девушки активно шли в авиацию, ведь тогда было много различных аэроклубов. Тем более в сентябре 1938 года Полина Осипенко, Валентина Гризодубова и Марина Раскова совершили беспересадочный перелет Москва - Дальний Восток длительностью более 26 часов. За выполнение этого перелета они были удостоены звания «Герой Советского Союза». Они стали первыми женщинами - Героями Советского Союза до войны, а во время войны первой стала Зоя Космодемьянская. Таким образом, история женщин в авиации в годы войны приобрела совершенно новое звучание. Как я уже говорила, у нас было три авиационных полка: 586-, 587- и 588-й. 588-й впоследствии (в феврале 1943 года) был переименован в 46-й Гвардейский Таманский полк. Летчиц именно этого полка немцы прозвали «Ночными ведьмами».

- Кого из военных летчиц того времени вы могли бы особо выделить?

- Среди женщин, пилотировавших истребители, одна из самых известных - это Лидия (Лилия) Литвяк, которую назвали «Белая лилия Сталинграда». Она вошла в историю как самая результативная женщина-истребитель: на ее счету было 16 побед - 12 личных и 4 групповых. Лидия начала свой боевой путь в небе над Саратовом, затем защищала небо Сталинграда в тяжелейшие сентябрьские дни 1942 года. Она погибла 1 августа 1943 года - не вернулась с боевого задания. Причем, интересно: у нее была боевая подруга, которая рассказывала о том, что Лидия говорила, что самым страшным для нее было бы пропасть без вести, потому что тогда память о ней была бы стерта. Собственно, так и получилось. И только в начале 1970-х годов в Донецкой области поисковые отряды нашли братское захоронение, в котором и обнаружили девушку. Изучив останки и сопоставив документы, установили, что это именно Лидия Литвяк. В 1990 году ей было присвоено звание Героя Советского Союза.

В уже упоминавшемся 46-м женском авиационном полку было очень много тех, кому это звание присвоили посмертно. Летчицы, когда ночью уходили на боевое задание, иногда выкладывали парашюты. А самолеты, на которых они летали, были практически фанерными. То есть, если в них попадали снаряды, самолеты мгновенно воспламенялись, а катапультироваться летчицы уже не могли.

- Почему они не брали с собой парашюты?

- Чтобы взять на борт больше бомб. Несмотря на то, что самолет легко мог загореться, преимущество его состояло в том, что он был тихоходным. Это позволяло незаметно подлетать к позициям противника, что повышало точность бомбометания. Но если снаряд все-таки попадал в самолет, очень многие сгорали заживо в пикирующих к земле бомбардировщиках.

«Мужчины плакали, видя, как гибнут девчонки»

- Известно ли, какой процент советских женщин смог дожить до конца войны?

Это очень сложно установить, если учитывать не вполне упорядоченную мобилизационную политику руководства в отношении женщин в годы войны. Статистики по потерям среди женщин вообще не существует! В книге Г. Ф. Кривошеева (Григорий Федотович Кривошеев - советский и российский военный историк, автор нескольких трудов о военных потерях Вооруженных Сил СССР - Прим. ред. ), которая является самым известным на сегодняшний день исследованием, где содержатся максимально точные данные о потерях, сказано о том, что женщин включали в общее число потерь - разграничений по полу не было. Поэтому число женщин, погибших во время Великой Отечественной войны, до сих пор неизвестно.

Как женщины справлялись с бытовыми трудностями на войне? Ведь здесь от них требовалась не только моральная, но и физическая выносливость.

- Женское здоровье на фронте было практически атрофировано, организм постоянно был в состоянии мобилизации - и психически, и физиологически. Понятно, что после войны люди «оттаивали» и приходили в себя, но на войне просто не могло быть по-другому. Человеку нужно было выживать, нужно было выполнять боевое задание. Условия были очень экстремальными. К тому же женщины попадали в смешанные подразделения. Представьте себе: пехота идет десятки километров - было сложно решить какие-то бытовые моменты, когда вокруг одни мужчины. Кроме того, не все женщины подлежали мобилизации. На войну не брали тех, у кого были маленькие дети, пожилые родители на иждивении. Потому что военное руководство понимало, что все связанные с этим переживания могут впоследствии сказаться на психологическом состоянии на фронте.

- Что требовалось, чтобы пройти этот отбор?

Необходимо было иметь минимальное образование и обладать очень хорошим физическим состоянием. Снайперами могли стать только те, у кого было отличное зрение. Кстати, на фронт брали много сибирячек - это были очень крепкие девчонки. В том числе внимательно относились к психологическому состоянию человека. Мы не можем не вспомнить про Зою Космодемьянскую, которая в тяжелейшие дни Московской битвы стала разведчицей-диверсантом. К сожалению, в настоящее время появляются различные негативные высказывания, которые оскорбляют память об этой девушке, обесценивают ее подвиг. Люди почему-то не пытаются отдать себе отчет в том, что она поступала в разведывательно-диверсионную часть, куда, естественно, не брали с отклонениями в психике. Чтобы служить там, необходимо было пройти медкомиссию, получить различные справки и так далее. Этой частью командовал майор, герой испанской войны, легендарный Артур Спрогис. Он явно бы увидел какие-то отклонения. Поэтому уже один тот факт, что ее зачислили в эту часть и она стала разведчицей-диверсантом, говорит о том, что человек был психически устойчивым.

- Как мужчины относились к женщинам-военным? Воспринимали ли их как равных боевых товарищей?

Это все складывалось очень интересно. Например, когда девушки-снайперы приезжали на фронт, мужчины относились к ним с иронией и недоверием: «Девчонок привезли!» А когда пошли первые контрольные стрельбы и эти девочки выбивали все мишени, уважение к ним, конечно, возрастало. Естественно, их берегли, снайперов даже называли «стеклышки». К ним относились по-отечески. Очень трогательную историю мне рассказала снайпер Клавдия Ефремовна Калугина. У нее было три снайперские пары, и всех звали Машами. Все трое погибли. Ее первая снайперская пара, Маша Чигвинцева, погибла летом 1944 года. Тогда шла операция «Багратион» - освобождали Белоруссию. Маша шевельнулась, и, видимо, оптика сбликовала на солнце. Немецкий снайпер выстрелил и попал ей чуть ниже правого глаза, навылет. Маша упала замертво. Клавдия Ефремовна рассказывала, что в тот момент она заголосила на всю линию обороны. На ее плач из землянки выбежали солдаты, пытались ее успокоить: «Не плачь, немец услышит, откроет минометный огонь!» Но ничего не действовало. Это и понятно: ведь со снайперской парой ты делишь кров, еду, секреты, это твой самый близкий человек. Ее похоронили летом в поле, где было много полевых цветов: могилу украсили ромашками и колокольчиками. Хоронить Машу пришли все, вплоть до командиров подразделений. А ведь это был уже 1944 год, и мужчины перевидали очень много смертей и крови. Но все равно на похоронах Маши все плакали. Когда ее опускали в землю, командир сказал: «Спи спокойно, дорогая Маруся». И все мужчины плакали, видя, как гибнут молодые девчонки.

«Когда они возвращались, звучали всякие неприятные вещи»

- А в каких войсках женщинам было служить опаснее всего?

- В 1943 году на Ленинградском фронте было проведено исследование о травматизме среди женщин различных военных профессий. Наиболее высок он был, естественно, в военно-медицинской службе - медсестры под пулями и осколками вытаскивали раненых с поля боя. Очень частыми были ранения у связистов, минеров. Если говорить о снайперах, то травматизм этой военной профессии, при всей ее опасности и сложности, был относительно невысок.

- Среди снайперов было много женщин? Как их обучали?

- В Советском Союзе действовала единственная не только в нашей стране, но и во всем мире женская снайперская школа. В ноябре 1942 года при Центральной школе инструкторов снайперского дела (мужской) были созданы женские снайперские курсы. Потом, в мае 1943 года, появилась Центральная женская школа снайперской подготовки, она просуществовала до мая 1945 года. Эта школа выпустила около двух тысяч курсантов-девушек. Из них потери - 185 человек, то есть 10 процентов от общего числа. Снайперов, во-первых, берегли, в атаку не пускали: они должны были воевать только в обороне. Снайперы в основном гибли во время выполнения боевого задания. Это могло произойти по случайной неосторожности: во время снайперских дуэлей (когда оптический прицел бликовал на солнце, немецкий снайпер делал выстрел, и, соответственно, снайпер с противоположной стороны погибал) либо под минометным огнем.

- Что стало с этими героинями после окончания войны?

Их судьбы складывались по-разному. Вообще, тема послевоенной реабилитации женщин-военнослужащих очень сложная. Память о женском подвиге в годы войны очень долгое время была предана забвению. Даже сами бабушки-ветераны рассказывали, как стеснялись говорить о том, что воевали. Это было сформировано негативным отношением в обществе, которое опиралось на разные истории про «походно-полевых жен». Это почему-то отбрасывало тень на всех женщин, которые воевали. Когда они возвращались, к сожалению, в их адрес могли звучать всякие неприятные вещи. Но я с ними общалась и знаю, чего им стоили фронтовые будни и боевая работа. Ведь очень многие возвращались с проблемами со здоровьем, не могли потом иметь детей. Взять тех же снайперов: они по двое суток лежали на снегу, получали челюстно-лицевые ранения… Эти женщины вынесли очень многое.

- Неужели не было военных романов со счастливым концом?

Были счастливые случаи, когда в условиях войны рождалась любовь, потом люди женились. Были печальные истории, когда кто-то из влюбленных погибал. Но все равно, как правило, истории тех же «походно-полевых жен» - это в первую очередь искалеченные женские судьбы. И нет у нас морального права судить и тем более осуждать. Хотя уже в наши дни кто-то, не имея, видимо, уважения к памяти, выдергивает только отдельные сюжеты из многогранной истории войны, превращая их в «жареные» факты. И от этого очень горько. Когда женщина возвращалась с войны, процесс привыкания к мирной жизни занимал долгое время. Нужно было осваивать мирные профессии. Работали в совершенно разных сферах: в музеях, на заводах, кто-то был бухгалтером, были и те, кто шел преподавать теорию в высшие военные училища. Люди возвращались психологически поломанными, очень сложно было выстраивать личную жизнь.

«Не все могли сделать первый выстрел»

Все-таки женщины - нежные и чуткие существа, их достаточно сложно ассоциировать с войной, убийствами… Те девушки, которые шли на фронт, какими они были?

В одной из моих статей изложена история Лидии Яковлевны Андерман. Она была снайпером, кавалером ордена Славы; к сожалению, ее уже нет в живых. Она рассказывала, что после войны ей очень долгое время снился первый убитый немец. В школе будущих снайперов учили стрелять исключительно по мишеням, а на фронте им пришлось столкнуться с живыми людьми. Вследствие того, что расстояние могло быть небольшим и оптический прицел приближал цель в 3,5 раза, зачастую можно было разглядеть обмундирование противника, очертания его лица. Лидия Яковлевна потом вспоминала: «Я в прицел видела, что у него рыжая борода, какие-то рыжие волосы». Он еще долго ей снился даже после войны. Но сразу сделать выстрел получалось не у всех: естественная жалость и качества, свойственные женской природе, давали о себе знать при выполнении боевого задания. Конечно, женщины понимали, что перед ними враг, но все равно это был живой человек.

- Как же они пересиливали себя?

Гибель боевых товарищей, осознание того, что враг творит на родной земле, трагические известия из дома - все это неизбежно оказывало влияние на женскую психику. И в такой ситуации вопрос о том, надо ли идти и выполнять свое боевое задание, не вставал: «…Я должна взять оружие в руки и мстить сама. Я уже знала, что у меня никого из родных не осталось. Моей мамы нет…» - вспоминала одна из снайперов. Повсеместно на фронтах женщины-снайперы начали появляться в 1943 году. На тот момент уже не первый год длилась блокада Ленинграда, сжигались села и деревни Белоруссии, у многих погибли близкие и боевые товарищи. Всем было ясно, что нам принес враг. Иногда спрашивают: «Чем нужно было обладать, чтобы быть снайпером? Может, это была какая-то предрасположенность характера, врожденная жестокость?» Конечно, нет. Когда задаешься такими вопросами, необходимо постараться «погрузиться» в психологию человека, который жил в военное время. Потому что они были такими же обычными девчонками! Как и все, мечтали о замужестве, обустраивали скромный военный быт, следили за собой. Просто война явилась очень мобилизующим фактором для психики.

- Вы говорили, что память о женском подвиге на долгие годы оказалась забытой. Что изменилось со временем?

Первые именно исследовательские работы об участии женщин в Великой Отечественной войне начали появляться только в 1960-е годы. Сейчас, слава Богу, об этом пишут и диссертации, и монографии. Женский подвиг сейчас уже, безусловно, утвердился в общественном сознании. Но, к сожалению, немного поздновато, потому что очень многие из них этого уже не видят. И многие, может быть, умирали забытыми, так и не узнав, что о них кто-то написал. Вообще, для изучения психологии человека на войне просто бесценными являются источники личного происхождения: воспоминания, мемуары, интервью ветеранов. Ведь они рассказывают о таких вещах, которых не найти ни в одном архивном документе. Понятно, что войну нельзя идеализировать, это были не только подвиги - было и грязно, и страшно. Но когда мы пишем или говорим об этом, нужно всегда быть максимально корректными, бережными к памяти о тех людях. Ни в коем случае нельзя навешивать ярлыки, потому что мы не знаем даже тысячной доли того, что там было на самом деле. Много судеб было поломано, исковеркано. И многие ветераны, вопреки всему тому, что пришлось им пережить, сохранили до конца своих дней ясный взгляд, чувство юмора, оптимизм. Нам самим многому учиться у них. И главное - всегда помнить о них с огромным уважением и благодарностью.

Время бессильно ослабить память человечества о
мужестве и несгибаемой стойкости советских людей, поднявшихся на
защиту своей Родины, своей Отчизны. Эту
войну вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков не только ради
советского народа, но и ради других народов, ради мира во всем мире.Неоценимый
вклад в победу над фашизмом внесли советские
женщины, вставшие на защиту своей Родины. В статье “О моральном облике нашего народа ” М. И. Калинин писал:
все предыдущие бледнеет перед великой эпопеей нынешней войны, перед героизмом
и жертвенностью советских женщин, проявляющих гражданскую доблесть, выдержку
при потере любимых и энтузиазм в борьбе с такой силой и, я бы сказал,
величественностью, каких никогда не наблюдалось в прошлом ”.

Советские женщины совершили бессмертный подвиг во имя Родины в тылу
страны. Преодолевая величайшие трудности военных лет, не щадя сил, они делали
все, чтобы обеспечить фронт тем, что требовалось для победы над врагом. Женщина
собирали средства в фонд обороны страны,
продукты и одежду для населения, пострадавшего от оккупантов, становились
донорами.На протяжении войны женщины тыла держали связь с войнами Красной
Армии, проявляли постоянную заботу о них и их семьях.

Посылая войнам подарки,
патриотические письма, совершая поездки с делегациями на фронт, они оказывали
на защитников Родины и моральное влияние, воодушевляли их на новые боевые
подвиги.
Советские Женщины, как равноправные члены
социалистического государства, были в годы Великой Отечественной войны и
равноправными его защитниками. Женщины и девушки служили в рядах Красной Армии,
участвовали в партизанском движении, принимали самое не посредственное и
деятельное участие в изгнании оккупантов с советской земли и в полном их
разгроме.
О боевых и трудовых подвигах советских женщин
написано много книг, очерков, документальных повестей, журнальных и газетных
статей. Женщинам-войнам и труженицам тыла поэты и писатели посвятили множество
своих произведений.

Уже в годы Отечественной войны были написаны первые
страницы истории о вкладе советских женщин в защиту социалистической Отчизны.
Ратные и трудовые подвиги советских женщин нашли освящение в ряде работ, в
первое после военное десятилетие. И тем не менее многим из них были присущи
существенные недостатки, связанные прежде всего с ограниченностью
источниковедческой базой тех лет.

Известно, что война началась при крайне
неблагоприятных для СССР соотношениях сил с Германией. Особенно тяжело
отразилась на развитии военной экономики потеря важных экономических районов
страны в начале войны.В результате
оккупации противником значительной части советской территории страна лишилась
территории, на которой до войны производилось 68% стали, 60% алюминия, 62%
добываемого угля и.т.д. Не однократно во время войны у советских воинов была
одна винтовка на двоих. Путем огромных усилий
к 1942 году СССР стала
производить больше оружия, чем Германия. Сталин поднимая народ на
священную войну с фашизмом, предостерегал советский народ от недооценки врага,
вооруженного мощной боевой техникой и
имевшего опыт ведения современной войны.

Сталин призывал народ к тому,
чтобы “в беспощадной борьбе с врагом отстаивать каждую пядь советской земли,
драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость,
инициативу и сметку, свойственную нашему народу ”. По всей стране
звучали лозунги “Все для фронта!
все для победы! ”.
По этой таблице можно увидеть, что число женщин
занятых на производстве постоянно растет и за 5 лет их выросло больше чем в 1.5 раза.

Годы 1940 в тыс. 1945 в тыс. в % к 1940 Всего людей занято в производстве 47520 52820 111 Мужчин 35550 34210 96 Женщин 11970 18610 156
Использование женского труда на производстве
показало еще одно величайшее преимущество советской социалистической системы. И
в этом вопросе с СССР на может сравнится ни одно капиталистическое государство.
Мысли и стремление патриоток советского тыла хорошо выражены в обращениях участниц
двухтысячного митинга женщин Ивановской области. “Месть и великий справедливый
гнев, -писали они, - ни на минуту не угасают в сердцах каждого из нас. Помните,
что фронт проходит через нашу великую Родину, до самого маленького отдаленного
городка, до самой глухой деревеньки! Все мы –бойцы грозной, беспощадной к врагу
народной армии! Есть только одно стремление каждого честного советского
человека- все для фронта!Все для победы! Фронт требует – будет выполнено! ”.

Советcкая власть, социалистический способ
производства обеспечили женщинам нашей страны возможности активной трудовой
деятельности. Активное участие женщин в созидательном труде резко изменило их
положение в народном хозяйстве, намного
возросла их доля участия в производстве страны. Благодаря заботам и большой
организаторской работе партии уже в годы первых пятилеток советские женщины
стали активными строителями социализма в СССР. Женщины овладели и такими
профессиями, которые прежде были под силу лишь мужчинам: в 1939 году только в
металлообрабатывающей промышленности около 50 тыс. Женщин работали токарями, 40
тыс. –слесарями, 24 тыс. фрезеровщицами, 14 тыс. инструментальщицами и.т.д.
Советские женщины заняли место и в рядах интеллигенции. Если до победы Октября
женщина-инженер была редким исключением в России, то в 1934 году женщины
составляли 10% инженерно-технического персонала промышленности СССР, а в химической
промышленности они составляли 22,5% и.т.д.

Призыв Коммунистической партии к женщинам –заменить
мужчин, ушедших на фронт, -встретили у них горячий отклик. Сотни тысяч девушек
и женщин добровольно приходили на производство. Только в Москве в дни войны на
производство пришло 374 тыс. женщин
домохозяек. Из них более 100тс. – промышленные предприятия столицы.
В осажденном Ленинграде уже в первые дни войны на
Кировский завод 500 домохозяек, и число их возрастало с каждым днем. В августе 1941года в механическом цехе этого завода женщины составляли 90% всех работающих. В первые два месяца войны
на заводы и фабрики Горького пришло 11600 женщин, и в основном это были
домашние хозяйки. Они занимали самые разные должности и становились кузнецами,
слесарями, формовщицами, нагревальщицами
и.т.д.

Приток женского труда в промышленность страны за счет домохозяек
возрастал из месяца в месяц. К октябрю 1941 года женщины составляли 45% всех
рабочих страны.
Об увеличении доли женского труда среди
квалифицированных можно судить по следующим данным (в %) Основные профессии квалифицированных рабочих На начало 1941 г. В конце 1942 г. Среди машинистов паровых машин 6 33 Среди машинистов компрессоров 27 44 Среди токарей по металлу 16 33 Среди сварщиков металла 17 31 Среди слесарей 3.9 12 Среди кузнецов и штамповщиков 11 50 Среди шоферов автомобилей 3.5 19
Много женщин пришли в отрасли, производившие
оборонную продукцию. Так, к концу 1942года в важнейших отраслях оборонной
промышленности женщины составляли от 30% до 60%.С приходом большого числа
женщин на производство важное значение приобрело обучение их профессиям, а так
же повышение производственной квалификации.

Многие труженицы овладевали новыми
профессиями прямо у станка, на рабочем месте. Большинство девушек и женщин
приобретали рабочую квалификацию на кратковременных курсах.
На фронтах великой отечественной войны
Среди добровольцев, подавших заявление об отправки в
действующую армию, до 50% ходатайств было от женщин. Только по Барнаулу
Алтайского края было подано свыше 800 заявлений добровольцев, в их числе 474-
от женщин. Уже в августе 1941 г. 4544 женщины и девушки края проходили обучение
на курсах медсестер и санитарок. Советские патриотки шли на фронт, мужественно
сражались с фашистскими захватчиками, проливая свою кровь и расставаясь с
жизнью для того, чтобы сохранить жизнь и защитить безоружных женщин, детей и
стариков, для того, чтобы родная земля вновь была свободной, чтобы счастье и
мир опять стали обычной жизнью трудового человека.

Верная дочь Родины Александра Окунаева, павшая
смертью храбрых, отправляясь в бой, оставила записку, в которой говорилось:” Я
пошла на фронт защищать Родину. Я
хотела мстить гитлеровцам за то
неизмеримое горе, страдание и зло, которое они принесли на нашу землю. Я должна была их убивать. Я поняла и
сердцем почувствовала, что без этого не смогу жить”. Беспредельная любовь к Родине, к Коммунистической партии, к
своему народу рождала у советских патриоток
героизм и отвагу, силу и стойкость в борьбе с ненавистными захватчиками
.
Давая оценку ратному подвигу советских женщин,
прошедших вместе с войнами-мужчинами весь боевой путь, Маршал Советского Союза
А. И. Еременко писал: “Едва ли найдется хоть одна военная специальность, с
которой не справились наши отважные женщины так же хорошо, как их братья,
мужья и отцы ”. По инициативе ЦК ВЛКСМ в 1942 году в системе
Всеобуча, образованным при Народном Комиссариате Обороны 1 октября 1941 года, были созданы комсомольско-молодежные
подразделения. в состав которых входили и девушки. Было подготовлено свыше 222
тыс. женщин бойцов-специалистов, в их числе: минометчиц-6097 человек, станковых пулеметчиц - 4522 человек,
ручных пулеметчиц –7796 человек, стрелков-автоматчиц –15290 человек,
стрелков-снайперов –102333 человек, связистов всех специальностей -
45509 и.т.д.

Многие тысячи советских женщин и девушек отважно сражались за
социалистическую Отчизну в Военно-воздушных Силах. В1942 году из
женщин-добровольцев было сформировано
три авиационных полка, прошедших славный боевой путь. Немало женщин служило и в
других частях советской авиации. В1944 году, например, в 13-й Воздушной армии
Забайкальского фронта служили 1749 женщин и
девушек, из которых 1613-
комсомолки. В 10-й Воздушной армии Дальневосточного фронта служили 3000 женщин
и девушек, в числе которых 712 – коммунисток. А в 4-й Воздушной армии 2-го
Белорусского фронта, куда входил 46–ой гвардейский женский авиационный полк,
служили 4376 женщин, из них 237 офицеров. 862 сержанта, 1125
рядовых и 2117 вольнонаемных. Летчицы женского полка вели воздушные бои
с противником, расчищали путь пехоте, танкам, помогали им в прорыве вражеской
обороны, в преследовании, окружении и уничтожении группировок врага и.т.д.

Много ярких страниц в истории борьбы с ненавистным
врагом вписывали бесстрашные разведчицы. Рискуя жизнью, они шли на передовую
линию огня, проникали на территорию вражеских укреплений, уходили в глубокий
тыл противника, доставляя много ценных сведений. В адрес разведчиц много
сказано добрых слов, написано книг и стихов. Это о них, о разведчицах, написал
поэт И. Сельвинский:
А какая упрямая сила,
В очертаниях этого рта!
В этой девушке – вся Россия,
Вся до родинки разлита.
Тысячи советских патриоток –бойцов невидимого фронта
за подвиги, совершенные в годы Отечественной войны, были награждены орденами и
медалями страны, а Н. Т. Гнилицкая и Х. А. Кульман - удостоены звания Героя
Советского Союза.

Немалый вклад в борьбу за жизнь советских воинов
внесли и те патриотки, которые
работали в военно-санитарных поездах, во фронтовых и тыловых госпиталях. Этот
стих поэта Иосифа Уткина, посвящен медицинской сестре:
Когда склонилась надо мною
Страданья моего сестра, -
Боль сразу стала не такою:
Не так сильна, не так остра.
Меня как будто оросили
Живой и мертвою водой,
Как будто надо мной Россия
Склонилась русой головой!..

Советские женщины принимали непосредственное и
активное участие во всех решающих сражениях Советских Вооруженных Сил. Большой
вклад внесли они в защиту городов-героев Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Киева,
Одессы, Севастополя, Новороссийска, Керчи, Минска и другие важные военные
операции. Участники вооруженной борьбы с фашистской Германией показали пример
беззаветного служения Родине, своему народу, преданность ленинской партии.
Главной частью гитлеровского плана “Барбаросс” было
уничтожение Москвы, а на ее месте должно было появится огромное море, именно
поэтому в битве под Москвой было ярко выражен патриотизм советских женщин.
Десять тысяч женщин и девушек служили в воинских частях и соединениях, защищавших
столицу Родины.

Тысячи советских патриоток стали бойцами рабочих и
коммунистических батальонов, московских дивизий народного ополчения. Высокий
патриотизм и их вклад в защиту столицы принесла каждая из 12 московских
дивизий. Их девиз: “Лучше смерть стоя, чем жить на коленях” . На деле они так и
поступали. Огнем их снайперских винтовок было уничтожено свыше 300
немецко-фашистских захватчиков. Кроме того, Наташа Ковшова, и Маша Поливанова
являлись организаторами обучения снайперскому мастерству. Ими подготовлено 26
снайперов полка, которые так же истребили до 300 гитлеровцев. В неравном бою
при освобождении Новогородской земли отважные патриотки погибли. Советское
правительство посмертно присвоило им
почетное звание Героя Советского Союза. К сожалению, не всем патриоткам,
защищавших столицу, довелось увидеть желанный день победы над врагом.

Многие из
них сложили свои головы уже при обороне Москвы.
Массовый героизм проявили советские воины и жители
при обороне крупного промышленного центра и важной базы Черноморского флота –
Одессы, длившейся 67 дней. Против защитников города враг бросил 18 дивизий, что
в несколько раз превышало силы советских войск. Но Ставка Верховного
Главнокомандования отдала приказ оборонять Одессу до последней возможности
.Этот приказ с честью был выполнен. Женщины Одессы, как и мужчины мужественно
переносили все тяготы и лишения- непрерывные бомбежки и обстрелы, недостаток
продовольствия, а затем и воды, которая с 10 сентября, после захвата
водопроводной станции врагом, выдавалась по специальным карточкам.

Десятки
отважных патриоток, отличившиеся в сражениях за Одессу, были удостоены высоких
правительственных наград.
Хорошо знавшим свое дело, дисциплинированным и
находчивыми воинами зарекомендовали себя девушки, служившие в Ленинградской
армии ПВО. Не мало ярких страниц вписали они в историю города-героя от
воздушных пиратов. Комсомолка ефрейтор М. А. Водинская являлась отличной
прибористкой 618-й зенитно-артиллерийский дивизии Ленинградской армии ПВО. Она
давала 100% точность в определении цели. По данным ее вычисления бил подбит не
один самолет противника. Исключительное мужество и храбрость проявили советские
патриотки в борьбе за жизнь раненных воинов. Когда начались ожесточенные бои, в
сталинградских госпиталях ежедневно 500 девушек – дружинниц и медсестер
работали по уходу за ранеными.

Когда 25
августа 1942 года ночью в Тракторозаводский
райком комсомола обратился
командир одной из воинских частей
с просьбой оказать помощь в
выносе на переправу раненых, секретарь райкома
Лидия Пластикова вместе с 25 девушками отправились на передний край. Под
пулеметным огнем, разрывами мин и снарядов они сделали всем раненым перевязку и
вывезли их на левый берег Волги.
Мужество и отвагу продемонстрировали
жещины-воины и на завершающем этапе
Великой Отечественной войны. 1418 дней шли они по фронтовым дорогам,
преодолевая все трудности и невзгоды
военной жизни, восхищая своим мужеством и выносливостью, воодушевляя молодых
мало опытных солдат.

В последних ударах по фашистской армии было применено
новое стратегическое оружие - прожекторы,
расчеты которых состояли в основном из девушек. Советские патриотки
гордились своим участием в этом важном и ответственном поручении. Яркими лучами
прожекторов враг был ослеплен и пришел в замешательство, и, пока гитлеровцы опомнились от мощного
светового удара, наша артиллерия и танки прорвали оборону противника,
а пехотинцы пошли в атаку, вместе с прожектористками в выполнении этой исторической операции
участие принимали и 40 девушек-снайперов. И Родина по достоинству оценила
ратные подвиги своих отважных дочерей,
окружила их вниманием и заботой. За боевые заслуги в борьбе с
немецко-фашистскими захватчиками свыше 150 тыс. женщин награждено боевыми
орденами и медалями.

Многие из них получили по несколько боевых наград. 200
женщин награждены орденами солдатской Славы, а четыре патриотки стали полными кавалерами ордена Славы.
Борьба советских женщин против оккупантов в
тылу врага
Партизанское движение в годы Великой Отечественной
войны являлось важной составной частью советского народа против гитлеровской
Германии, одной из наиболее активных форм участия широких народных масс в
разгроме иноземных захватчиков. Это было поистине все народное движение,
порожденное справедливым характером войны, стремлением защитить
социалистические завоевания, честь и независимость Родины Советов.
Нелегко было женщинам-партизанкам. Но любовь к
социалистической Отчизне и ненависть к врагам Родины помогли преодолеть все
трудности и невзгоды.

В отрядах партизан
сражались целые семьи советских патриотов. Жительница Таганрога М. К. Трубарева пришла к
партизанам Таганрогского отряда вместе с дочерьми Валентиной, Раисой и сыном
Петей.
Большое число
женщин и девушек-партизан прошло специальную подготовку. За время войны
только в Центральных школах партизанского движения военную подготовку прошли
1262 женщины. В рядах партизан служили женщины всех возрастов, всех профессий и
национальностей нашей необъятной страны. По учетным данным Центрального штаба партизанского движения на 1 января 1944 года. Число участников партизанского движения Всего 287 453 Мужчин 26746 Женщин 26707
В
трудные для страны дни, когда враг
рвался к Москве, подвиг Зои был подобен подвигу легендарного Данко.

Идя на
казнь, она не просила пощады и не склонила перед палачами головы. Она твердо
верила в неизбежную победу над врагом, в торжество того дела за которое она
сражалась. Большой вклад в священную войну внесли партизанские разведчицы
Смоленщины. В том, что многие боевые операции были успешно проведены
партизанами, есть доля нелегкого труда разведчиц. Много важных данных о
противнике доставили разведчицы коммунистка Д. Т. Фириченкова и комсомолка
Людмила Калиновская.
Нередко женщинам - бойцам партизанских отрядов
приходилось участвовать в выполнении заданий по совершению диверсионных актов.
Собирая сведения о противнике, они распространяли подпольную литературу, листовки, вели политическую
работу среди населения оккупированных врагом районов, а Рима Шершнева закрыла
своим телом амбразуру вражеского пулемета, тем самым спасла не одну жизнь.

Советское правительство посмертно наградило патриотку Родины орденом Красного
Знамени.

Навлинская подпольщица Тамара Степанова и Мария
Дунаева распропагандировали и привели в
партизанский отряд 30 артиллеристов-окруженцев, служивших в немецкой полиции.
Чтобы не допустить угона в фашистскую Германию 2
тыс. молодых красногвардейцев, под покровом ночи Людмила Шевцова пробралась к зданию биржи, выдавила окно и
влезла внутрь помещения. При помощи артиллерийского пороха и бензина подожгла
бумаги. Таким образом были уничтожены все
документы об отправке советских людей на каторгу.
С партизанами патриотки делились последним куском
хлеба, отдавали им свои вещи, спасали их от неминуемой смерти. Только в декабре
1943 года под руководством секретаря Антопольского подпольного райкома партии
Брестской области А. И. Хромовой
женщинами Антопольского района было собрано и отправлено партизанам отряда
имени Кирова 40 теплых рубах, 71 пара нижнего белья, 10 полушубков, 20 пар
валенок, 30 шерстяных шарфов и.т.д.

Неоценимый
вклад в борьбу с фашистами внесли
женщины и молодые девушки которым не было и 18 лет в тот момент когда они ушли
на фронт.

Прошёл 71 год с той весны, когда советский
народ, все прогрессивное человечество отпраздновало победу над фашизмом.
Вдохновителем и организатором этой победы является Коммунистическая партия
Советского Союза. Это она –партия Ленина подняла советских людей на
справедливую, освободительную войну, превратила СССР в единый боевой лагерь,
мобилизовала все материальные и духовные силы страны и народа на разгром
фашистской Германии. Создавая Вооруженные Силы страны, Коммунистическая партия
обеспечивала их первоклассной техникой, руководила их боевыми действиями. Своей
повседневной и не усталой работой она воспитала высокие морально-политические и
боевые качества у бойцов и офицеров, сражавшихся на фронтах Отечественной
войны, у партизан, ведущих войну против оккупантов на захваченной советской
территории, у рабочих и крестьян, ковавших победу над врагом в тылу страны.

Великая Отечественная война, в которой Советский
Союз одержал победу, не только историческое событие, определившее судьбу
человечества. В эти трудные годы получили свое максимальное выражение идейные,
моральные и нравственные черты присущи человеку социалистического общества.
Большим испытанием явилась война на для женщин нашей
страны, которые не только перенесли горечь утраты родных и близких, перетерпели
не только величайшие лишения и трудности военного времени, но и прошли все
тяготы и невзгоды фронтовой жизни. А женщины работавшие в тылу страны, вынесли
на своих плечах основную тяжесть труда на
производстве и в сельском хозяйстве.
Советский народ с благодарностью вспоминает воинов Вооруженных сил страны, отважных
партизан, тружеников тыла, чьи героические руки обеспечили мир во всем мире.

Эта победа избавила многие народы Европы и Азии от ига фашистских захватчиков.
Свой вклад в победу над фашизмом внесли и женщины Страны Советов.

«Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам — кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них… Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло — я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…»

«Один раз ночью разведку боем на участке нашего полка вела целая рота. К рассвету она отошла, а с нейтральной полосы послышался стон. Остался раненый. «Не ходи, убьют, — не пускали меня бойцы, — видишь, уже светает». Не послушалась, поползла. Нашла раненого, тащила его восемь часов, привязав ремнем за руку. Приволокла живого. Командир узнал, объявил сгоряча пять суток ареста за самовольную отлучку. А заместитель командира полка отреагировал по-другому: «Заслуживает награды». В девятнадцать лет у меня была медаль «За отвагу». В девятнадцать лет поседела. В девятнадцать лет в последнем бою были прострелены оба легких, вторая пуля прошла между двух позвонков. Парализовало ноги… И меня посчитали убитой… В девятнадцать лет… У меня внучка сейчас такая. Смотрю на нее — и не верю. Дите!»

«У меня было ночное дежурство… Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет… Не дотянет до утра… Спрашиваю его: «Ну, как? Чем тебе помочь?» Никогда не забуду… Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: «Расстегни халат… Покажи мне свою грудь… Я давно не видел жену…» Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице…»

«Меня ураганной волной отбросило к кирпичной стене. Потеряла сознание… Когда пришла в себя, был уже вечер. Подняла голову, попробовала сжать пальцы — вроде двигаются, еле-еле продрала левый глаз и пошла в отделение, вся в крови. В коридоре встречаю нашу старшую сестру, она не узнала меня, спросила: «Кто вы? Откуда?» Подошла ближе, ахнула и говорит: «Где тебя так долго носило, Ксеня? Раненые голодные, а тебя нет». Быстро перевязали голову, левую руку выше локтя, и я пошла получать ужин. В глазах темнело, пот лился градом. Стала раздавать ужин, упала. Привели в сознание, и только слышится: «Скорей! Быстрей!» И опять — «Скорей! Быстрей!» Через несколько дней у меня еще брали для тяжелораненых кровь».

«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе место после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья… Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет — это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием — медаль «За боевые заслуги», за спасение двадцати пяти человек — орден Красной Звезды, за спасение сорока — орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти — орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль…»

«Что в наших душах творилось, таких людей, какими мы были тогда, наверное, больше никогда не будет. Никогда! Таких наивных и таких искренних. С такой верой! Когда знамя получил наш командир полка и дал команду: «Полк, под знамя! На колени!», все мы почувствовали себя счастливыми. Стоим и плачем, у каждой слезы на глазах. Вы сейчас не поверите, у меня от этого потрясения весь мой организм напрягся, моя болезнь, а я заболела «куриной слепотой», это у меня от недоедания, от нервного переутомления случилось, так вот, моя куриная слепота прошла. Понимаете, я на другой день была здорова, я выздоровела, вот через такое потрясение всей души…»

«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила… Я подросла на десять сантиметров…»

……………………………………

«Организовали курсы медсестер, и отец отвел нас с сестрой туда. Мне — пятнадцать лет, а сестре — четырнадцать. Он говорил: «Это все, что я могу отдать для победы. Моих девочек…» Другой мысли тогда не было. Через год я попала на фронт…»

……………………………………

«У нашей матери не было сыновей… А когда Сталинград был осажден, добровольно пошли на фронт. Все вместе. Вся семья: мама и пять дочерей, а отец к этому времени уже воевал…»

………………………………………..

«Меня мобилизовали, я была врач. Я уехала с чувством долга. А мой папа был счастлив, что дочь на фронте. Защищает Родину. Папа шел в военкомат рано утром. Он шел получать мой аттестат и шел рано утром специально, чтобы все в деревне видели, что дочь у него на фронте…»

……………………………………….

«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю:

— Дайте мне конфет.

Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала: что такое — карточки, что такое — блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: «Когда я дорасту до этой винтовки?» И все вдруг стали просить, вся очередь:

— Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны.

И мне дали».

«И у меня впервые в жизни случилось… Наше… Женское… Увидела я у себя кровь, как заору:

— Меня ранило…

В разведке с нами был фельдшер, уже пожилой мужчина. Он ко мне:

— Куда ранило?

— Не знаю куда… Но кровь…

Мне он, как отец, все рассказал… Я ходила в разведку после войны лет пятнадцать. Каждую ночь. И сны такие: то у меня автомат отказал, то нас окружили. Просыпаешься — зубы скрипят. Вспоминаешь — где ты? Там или здесь?»

…………………………………………..

«Уезжала я на фронт материалисткой. Атеисткой. Хорошей советской школьницей уехала, которую хорошо учили. А там… Там я стала молиться… Я всегда молилась перед боем, читала свои молитвы. Слова простые… Мои слова… Смысл один, чтобы я вернулась к маме и папе. Настоящих молитв я не знала, и не читала Библию. Никто не видел, как я молилась. Я — тайно. Украдкой молилась. Осторожно. Потому что… Мы были тогда другие, тогда жили другие люди. Вы — понимаете?»

«Формы на нас нельзя было напастись: всегда в крови. Мой первый раненый — старший лейтенант Белов, мой последний раненый — Сергей Петрович Трофимов, сержант минометного взвода. В семидесятом году он приезжал ко мне в гости, и дочерям я показала его раненую голову, на которой и сейчас большой шрам. Всего из-под огня я вынесла четыреста восемьдесят одного раненого. Кто-то из журналистов подсчитал: целый стрелковый батальон… Таскали на себе мужчин, в два-три раза тяжелее нас. А раненые они еще тяжелее. Его самого тащишь и его оружие, а на нем еще шинель, сапоги. Взвалишь на себя восемьдесят килограммов и тащишь. Сбросишь… Идешь за следующим, и опять семьдесят-восемьдесят килограммов… И так раз пять-шесть за одну атаку. А в тебе самой сорок восемь килограммов — балетный вес. Сейчас уже не верится…»

……………………………………

«Я потом стала командиром отделения. Все отделение из молодых мальчишек. Мы целый день на катере. Катер небольшой, там нет никаких гальюнов. Ребятам по необходимости можно через борт, и все. Ну, а как мне? Пару раз я до того дотерпелась, что прыгнула прямо за борт и плаваю. Они кричат: «Старшина за бортом!» Вытащат. Вот такая элементарная мелочь… Но какая это мелочь? Я потом лечилась…

………………………………………

«Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь». Брат на фронте погиб. Она плакала: «Одинаково теперь — рожай девочек или мальчиков».

«А я другое скажу… Самое страшное для меня на войне — носить мужские трусы. Вот это было страшно. И это мне как-то… Я не выражусь… Ну, во-первых, очень некрасиво… Ты на войне, собираешься умереть за Родину, а на тебе мужские трусы. В общем, ты выглядишь смешно. Нелепо. Мужские трусы тогда носили длинные. Широкие. Шили из сатина. Десять девочек в нашей землянке, и все они в мужских трусах. О, Боже мой! Зимой и летом. Четыре года… Перешли советскую границу… Добивали, как говорил на политзанятиях наш комиссар, зверя в его собственной берлоге. Возле первой польской деревни нас переодели, выдали новое обмундирование и… И! И! И! Привезли в первый раз женские трусы и бюстгальтеры. За всю войну в первый раз. Ха-а-а… Ну, понятно… Мы увидели нормальное женское белье… Почему не смеешься? Плачешь… Ну, почему?»

……………………………………..

«В восемнадцать лет на Курской Дуге меня наградили медалью «За боевые заслуги» и орденом Красной Звезды, в девятнадцать лет — орденом Отечественной войны второй степени. Когда прибывало новое пополнение, ребята были все молодые, конечно, они удивлялись. Им тоже по восемнадцать-девятнадцать лет, и они с насмешкой спрашивали: «А за что ты получила свои медали?» или «А была ли ты в бою?» Пристают с шуточками: «А пули пробивают броню танка?» Одного такого я потом перевязывала на поле боя, под обстрелом, я и фамилию его запомнила — Щеголеватых. У него была перебита нога. Я ему шину накладываю, а он у меня прощения просит: «Сестричка, прости, что я тебя тогда обидел…»

— Ты хоть пробовала?

— Не чего, а кого… Бабу!

— Не-е-ет…

…………………………………………

……………………………………………

«Замаскировались. Сидим. Ждем ночи, чтобы все-таки сделать попытку прорваться. И лейтенант Миша Т., комбат был ранен, и он выполнял обязанности комбата, лет ему было двадцать, стал вспоминать, как он любил танцевать, играть на гитаре. Потом спрашивает:

— Ты хоть пробовала?

— Чего? Что пробовала? — А есть хотелось страшно.

— Не чего, а кого… Бабу!

А до войны пирожные такие были. С таким названием.

— Не-е-ет…

— И я тоже еще не пробовал. Вот умрешь и не узнаешь, что такое любовь… Убьют нас ночью…

— Да пошел ты, дурак! — До меня дошло, о чем он.

Умирали за жизнь, еще не зная, что такое жизнь. Обо всем еще только в книгах читали. Я кино про любовь любила…»

…………………………………………

«Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят — это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить. Через тридцать лет Петя Бойчевский приехал из Краснодара и нашел меня на нашей фронтовой встрече, и все это мне рассказал. Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал… Было нас пять, конаковских девчонок… А одна я вернулась к маме…»

……………………………………………

«Был организован Отдельный отряд дымомаскировки, которым командовал бывший командир дивизиона торпедных катеров капитан-лейтенант Александр Богданов. Девушки, в основном, со средне-техническим образованием или после первых курсов института. Наша задача — уберечь корабли, прикрывать их дымом. Начнется обстрел, моряки ждут: «Скорей бы девчата дым повесили. С ним поспокойнее». Выезжали на машинах со специальной смесью, а все в это время прятались в бомбоубежище. Мы же, как говорится, вызывали огонь на себя. Немцы ведь били по этой дымовой завесе…»

«Нам сказали одеть все военное, а я метр пятьдесят. Влезла в брюки, и девочки меня наверху ими завязали».

…………………………………..

«Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу… Успокаиваю… Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались… «

…………………………………

«У нас попала в плен медсестра… Через день, когда мы отбили ту деревню, везде валялись мертвые лошади, мотоциклы, бронетранспортеры. Нашли ее: глаза выколоты, грудь отрезана… Ее посадили на кол… Мороз, и она белая-белая, и волосы все седые. Ей было девятнадцать лет. В рюкзаке у нее мы нашли письма из дома и резиновую зеленую птичку. Детскую игрушку…»

……………………………….

«Под Севском немцы атаковали нас по семь-восемь раз в день. И я еще в этот день выносила раненых с их оружием. К последнему подползла, а у него рука совсем перебита. Болтается на кусочках… На жилах… В кровище весь… Ему нужно срочно отрезать руку, чтобы перевязать. Иначе никак. А у меня нет ни ножа, ни ножниц. Сумка телепалась-телепалась на боку, и они выпали. Что делать? И я зубами грызла эту мякоть. Перегрызла, забинтовала… Бинтую, а раненый: «Скорей, сестра. Я еще повоюю». В горячке…»

«Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине — что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Все равно — герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба…»

…………………………………

«Мужчины разложат костер на остановке, трясут вшей, сушатся. А нам где? Побежим за какое-нибудь укрытие, там и раздеваемся. У меня был свитерочек вязаный, так вши сидели на каждом миллиметре, в каждой петельке. Посмотришь, затошнит. Вши бывают головные, платяные, лобковые… У меня были они все…»

………………………………….

«Под Макеевкой, в Донбассе, меня ранило, ранило в бедро. Влез вот такой осколочек, как камушек, сидит. Чувствую — кровь, я индивидуальный пакет сложила и туда. И дальше бегаю, перевязываю. Стыдно кому сказать, ранило девчонку, да куда — в ягодицу. В попу… В шестнадцать лет это стыдно кому-нибудь сказать. Неудобно признаться. Ну, и так я бегала, перевязывала, пока не потеряла сознание от потери крови. Полные сапоги натекло…»

«Приехал врач, сделали кардиограмму, и меня спрашивают:

— Вы когда перенесли инфаркт?

— Какой инфаркт?

— У вас все сердце в рубцах.

А эти рубцы, видно, с войны. Ты заходишь над целью, тебя всю трясет. Все тело покрывается дрожью, потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают… Летали мы в основном ночью. Какое-то время нас попробовали посылать на задания днем, но тут же отказались от этой затеи. Наши «По-2″ подстреливали из автомата… Делали до двенадцати вылетов за ночь. Я видела знаменитого летчика-аса Покрышкина, когда он прилетал из боевого полета. Это был крепкий мужчина, ему не двадцать лет и не двадцать три, как нам: пока самолет заправляли, техник успевал снять с него рубашку и выкрутить. С нее текло, как будто он под дождем побывал. Теперь можете легко себе представить, что творилось с нами. Прилетишь и не можешь даже из кабины выйти, нас вытаскивали. Не могли уже планшет нести, тянули по земле».

«Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: «Ах, эти женщины!» И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: «Навоюют эти бабы…»

Три раза раненая и три раза контуженная. На войне кто о чем мечтал: кто домой вернуться, кто дойти до Берлина, а я об одном загадывала — дожить бы до дня рождения, чтобы мне исполнилось восемнадцать лет. Почему-то мне страшно было умереть раньше, не дожить даже до восемнадцати. Ходила я в брюках, в пилотке, всегда оборванная, потому что всегда на коленках ползешь, да еще под тяжестью раненого. Не верилось, что когда-нибудь можно будет встать и идти по земле, а не ползти. Это мечта была! Приехал как-то командир дивизии, увидел меня и спрашивает: «А что это у вас за подросток? Что вы его держите? Его бы надо послать учиться».

«Мы были счастливы, когда доставали котелок воды вымыть голову. Если долго шли, искали мягкой травы. Рвали ее и ноги… Ну, понимаете, травой смывали… Мы же свои особенности имели, девчонки… Армия об этом не подумала… Ноги у нас зеленые были… Хорошо, если старшина был пожилой человек и все понимал, не забирал из вещмешка лишнее белье, а если молодой, обязательно выбросит лишнее. А какое оно лишнее для девчонок, которым надо бывает два раза в день переодеться. Мы отрывали рукава от нижних рубашек, а их ведь только две. Это только четыре рукава…»

«Идем… Человек двести девушек, а сзади человек двести мужчин. Жара стоит. Жаркое лето. Марш бросок — тридцать километров. Жара дикая… И после нас красные пятна на песке… Следы красные… Ну, дела эти… Наши… Как ты тут что спрячешь? Солдаты идут следом и делают вид, что ничего не замечают… Не смотрят под ноги… Брюки на нас засыхали, как из стекла становились. Резали. Там раны были, и все время слышался запах крови. Нам же ничего не выдавали… Мы сторожили: когда солдаты повесят на кустах свои рубашки. Пару штук стащим… Они потом уже догадывались, смеялись: «Старшина, дай нам другое белье. Девушки наше забрали». Ваты и бинтов для раненых не хватало… А не то, что… Женское белье, может быть, только через два года появилось. В мужских трусах ходили и майках… Ну, идем… В сапогах! Ноги тоже сжарились. Идем… К переправе, там ждут паромы. Добрались до переправы, и тут нас начали бомбить. Бомбежка страшнейшая, мужчины — кто куда прятаться. Нас зовут… А мы бомбежки не слышим, нам не до бомбежки, мы скорее в речку. К воде… Вода! Вода! И сидели там, пока не отмокли… Под осколками… Вот оно… Стыд был страшнее смерти. И несколько девчонок в воде погибло…»

«Наконец получили назначение. Привели меня к моему взводу… Солдаты смотрят: кто с насмешкой, кто со злом даже, а другой так передернет плечами — сразу все понятно. Когда командир батальона представил, что вот, мол, вам новый командир взвода, все сразу взвыли: «У-у-у-у…» Один даже сплюнул: «Тьфу!» А через год, когда мне вручали орден Красной Звезды, эти же ребята, кто остался в живых, меня на руках в мою землянку несли. Они мной гордились».

Ускоренным маршем вышли на задание. Погода была теплая, шли налегке. Когда стали проходить позиции артиллеристов-дальнобойщиков, вдруг один выскочил из траншеи и закричал: «Воздух! Рама!» Я подняла голову и ищу в небе «раму». Никакого самолета не обнаруживаю. Кругом тихо, ни звука. Где же та «рама»? Тут один из моих саперов попросил разрешения выйти из строя. Смотрю, он направляется к тому артиллеристу и отвешивает ему оплеуху. Не успела я что-нибудь сообразить, как артиллерист закричал: «Хлопцы, наших бьют!» Из траншеи повыскакивали другие артиллеристы и окружили нашего сапера. Мой взвод, не долго думая, побросал щупы, миноискатели, вещмешки и бросился к нему на выручку. Завязалась драка. Я не могла понять, что случилось? Почему взвод ввязался в драку? Каждая минута на счету, а тут такая заваруха. Даю команду: «Взвод, стать в строй!» Никто не обращает на меня внимания. Тогда я выхватила пистолет и выстрелила в воздух. Из блиндажа выскочили офицеры. Пока всех утихомирили, прошло значительное время. Подошел к моему взводу капитан и спросил: «Кто здесь старший?» Я доложила. У него округлились глаза, он даже растерялся. Затем спросил: «Что тут произошло?» Я не могла ответить, так как на самом деле не знала причины. Тогда вышел мой помкомвзвода и рассказал, как все было. Так я узнала, что такое «рама», какое это обидное было слово для женщины. Что-то типа шлюхи. Фронтовое ругательство…»

Про любовь спрашиваете? Я не боюсь сказать правду… Я была пэпэже, то, что расшифровывается «походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона… Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: «Сестричка! Сестренка!», а после боя каждый тебя стережет… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю… Промолчали. Гордые! А оно все было… Но об этом молчат… Не принято… Нет… Я, например, в батальоне была одна женщина, жила в общей землянке. Вместе с мужчинами. Отделили мне место, но какое оно отдельное, вся землянка шесть метров. Я просыпалась ночью от того, что махала руками, то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: «Ты чего?» Кому расскажешь?»

…………………………………

«Мы его хоронили… Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило. Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро… Прямо сейчас… Нашли старые березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая. Возле нее… Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место. Тут деревня кончается, тут развилка… Но как запомнить? Как запомнить, если одна береза на наших глазах уже горит… Как? Стали прощаться… Мне говорят: «Ты — первая!» У меня сердце подскочило, я поняла… Что… Всем, оказывается, известно о моей любви. Все знают… Мысль ударила: может, и он знал? Вот… Он лежит… Сейчас его опустят в землю… Зароют. Накроют песком… Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит… Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не ела, в кармане носила. Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю… Этот момент… Бомбы летят… Он… Лежит на плащ-палатке… Этот момент… А я радуюсь… Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал о моей любви… Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину… Это был первый…»

«Как нас встретила Родина? Без рыданий не могу… Сорок лет прошло, а до сих пор щеки горят. Мужчины молчали, а женщины… Они кричали нам: «Знаем, чем вы там занимались! Завлекали молодыми п… наших мужиков. Фронтовые б… Сучки военные…» Оскорбляли по-всякому… Словарь русский богатый… Провожает меня парень с танцев, мне вдруг плохо-плохо, сердце затарахтит. Иду-иду и сяду в сугроб. «Что с тобой?» — «Да ничего. Натанцевалась». А это — мои два ранения… Это — война… А надо учиться быть нежной. Быть слабой и хрупкой, а ноги в сапогах разносились — сороковой размер. Непривычно, чтобы кто-то меня обнял. Привыкла сама отвечать за себя. Ласковых слов ждала, но их не понимала. Они мне, как детские. На фронте среди мужчин — крепкий русский мат. К нему привыкла. Подруга меня учила, она в библиотеке работала: «Читай стихи. Есенина читай».

«Ноги пропали… Ноги отрезали… Спасали меня там же, в лесу… Операция была в самых примитивных условиях. Положили на стол оперировать, и даже йода не было, простой пилой пилили ноги, обе ноги… Положили на стол, и нет йода. За шесть километров в другой партизанский отряд поехали за йодом, а я лежу на столе. Без наркоза. Без… Вместо наркоза — бутылка самогонки. Ничего не было, кроме обычной пилы… Столярной… У нас был хирург, он сам тоже без ног, он говорил обо мне, это другие врачи передали: «Я преклоняюсь перед ней. Я столько мужчин оперировал, но таких не видел. Не вскрикнет». Я держалась… Я привыкла быть на людях сильной…»

……………………………………..

Подбежав к машине, открыла дверку и стала докладывать:

— Товарищ генерал, по вашему приказанию…

Услышала:

— Отставить…

Вытянулась по стойке «смирно». Генерал даже не повернулся ко мне, а через стекло машины смотрит на дорогу. Нервничает и часто посматривает на часы. Я стою. Он обращается к своему ординарцу:

— Где же тот командир саперов?

Я снова попыталась доложить:

— Товарищ генерал…

Он наконец повернулся ко мне и с досадой:

— На черта ты мне нужна!

Я все поняла и чуть не расхохоталась. Тогда его ординарец первый догадался:

— Товарищ генерал, а может, она и есть командир саперов?

Генерал уставился на меня:

— Ты кто?

— Командир саперного взвода, товарищ генерал.

— Ты — командир взвода? — возмутился он.

— Так точно, товарищ генерал!

— Это твои саперы работают?

— Так точно, товарищ генерал!

— Заладила: генерал, генерал…

Вылез из машины, прошел несколько шагов вперед, затем вернулся ко мне. Постоял, смерил глазами. И к своему ординарцу:

«Муж был старшим машинистом, а я машинистом. Четыре года в теплушке ездили, и сын вместе с нами. Он у меня за всю войну даже кошку не видел. Когда поймал под Киевом кошку, наш состав страшно бомбили, налетело пять самолетов, а он обнял ее: «Кисанька милая, как я рад, что я тебя увидел. Я не вижу никого, ну, посиди со мной. Дай я тебя поцелую». Ребенок… У ребенка все должно быть детское… Он засыпал со словами: «Мамочка, у нас есть кошка. У нас теперь настоящий дом».

«Лежит на траве Аня Кабурова… Наша связистка. Она умирает — пуля попала в сердце. В это время над нами пролетает клин журавлей. Все подняли головы к небу, и она открыла глаза. Посмотрела: «Как жаль, девочки». Потом помолчала и улыбнулась нам: «Девочки, неужели я умру?» В это время бежит наш почтальон, наша Клава, она кричит: «Не умирай! Не умирай! Тебе письмо из дома…» Аня не закрывает глаза, она ждет… Наша Клава села возле нее, распечатала конверт. Письмо от мамы: «Дорогая моя, любимая доченька…» Возле меня стоит врач, он говорит: «Это — чудо. Чудо!! Она живет вопреки всем законам медицины…» Дочитали письмо… И только тогда Аня закрыла глаза…»

…………………………………

«Пробыла я у него один день, второй и решаю: «Иди в штаб и докладывай. Я с тобой здесь останусь». Он пошел к начальству, а я не дышу: ну, как скажут, чтобы в двадцать четыре часа ноги ее не было? Это же фронт, это понятно. И вдруг вижу — идет в землянку начальство: майор, полковник. Здороваются за руку все. Потом, конечно, сели мы в землянке, выпили, и каждый сказал свое слово, что жена нашла мужа в траншее, это же настоящая жена, документы есть. Это же такая женщина! Дайте посмотреть на такую женщину! Они такие слова говорили, они все плакали. Я тот вечер всю жизнь вспоминаю… Что у меня еще осталось? Зачислили санитаркой. Ходила с ним в разведку. Бьет миномет, вижу — упал. Думаю: убитый или раненый? Бегу туда, а миномет бьет, и командир кричит: «Куда ты прешь, чертова баба!!» Подползу — живой… Живой!»

«Два года назад гостил у меня наш начальник штаба Иван Михайлович Гринько. Он уже давно на пенсии. За этим же столом сидел. Я тоже пирогов напекла. Беседуют они с мужем, вспоминают… О девчонках наших заговорили… А я как зареву: «Почет, говорите, уважение. А девчонки-то почти все одинокие. Незамужние. Живут в коммуналках. Кто их пожалел? Защитил? Куда вы подевались все после войны? Предатели!!» Одним словом, праздничное настроение я им испортила… Начальник штаба вот на твоем месте сидел. «Ты мне покажи, — стучал кулаком по столу, — кто тебя обижал. Ты мне его только покажи!» Прощения просил: «Валя, я ничего тебе не могу сказать, кроме слез».

………………………………..

«Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами… » Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах…»

………………………………..

«Под Сталинградом… Тащу я двух раненых. Одного протащу — оставляю, потом — другого. И так тяну их по очереди, потому что очень тяжелые раненые, их нельзя оставлять, у обоих, как это проще объяснить, высоко отбиты ноги, они истекают кровью. Тут минута дорога, каждая минута. И вдруг, когда я подальше от боя отползла, меньше стало дыма, вдруг я обнаруживаю, что тащу одного нашего танкиста и одного немца… Я была в ужасе: там наши гибнут, а я немца спасаю. Я была в панике… Там, в дыму, не разобралась… Вижу: человек умирает, человек кричит… А-а-а… Они оба обгоревшие, черные. Одинаковые. А тут я разглядела: чужой медальон, чужие часы, все чужое. Эта форма проклятая. И что теперь? Тяну нашего раненого и думаю: «Возвращаться за немцем или нет?» Я понимала, что если я его оставлю, то он скоро умрет. От потери крови… И я поползла за ним. Я продолжала тащить их обоих… Это же Сталинград… Самые страшные бои. Самые-самые. Моя ты бриллиантовая… Не может быть одно сердце для ненависти, а второе — для любви. У человека оно одно».

«Кончилась война, они оказались страшно незащищенными. Вот моя жена. Она — умная женщина, и она к военным девушкам плохо относится. Считает, что они ехали на войну за женихами, что все крутили там романы. Хотя на самом деле, у нас же искренний разговор, это чаще всего были честные девчонки. Чистые. Но после войны… После грязи, после вшей, после смертей… Хотелось чего-то красивого. Яркого. Красивых женщин… У меня был друг, его на фронте любила одна прекрасная, как я сейчас понимаю, девушка. Медсестра. Но он на ней не женился, демобилизовался и нашел себе другую, посмазливее. И он несчастлив со своей женой. Теперь вспоминает ту, свою военную любовь, она ему была бы другом. А после фронта он жениться на ней не захотел, потому что четыре года видел ее только в стоптанных сапогах и мужском ватнике. Мы старались забыть войну. И девчонок своих тоже забыли…»

…………………………………..

«Моя подруга… Не буду называть ее фамилии, вдруг обидится… Военфельдшер… Трижды ранена. Кончилась война, поступила в медицинский институт. Никого из родных она не нашла, все погибли. Страшно бедствовала, мыла по ночам подъезды, чтобы прокормиться. Но никому не признавалась, что инвалид войны и имеет льготы, все документы порвала. Я спрашиваю: «Зачем ты порвала?» Она плачет: «А кто бы меня замуж взял?» — «Ну, что же, — говорю, — правильно сделала». Еще громче плачет: «Мне бы эти бумажки теперь пригодились. Болею тяжело». Представляете? Плачет.»

…………………………………….

«Мы поехали в Кинешму, это Ивановская область, к его родителям. Я ехала героиней, я никогда не думала, что так можно встретить фронтовую девушку. Мы же столько прошли, столько спасли матерям детей, женам мужей. И вдруг… Я узнала оскорбление, я услышала обидные слова. До этого же кроме как: «сестричка родная», «сестричка дорогая», ничего другого не слышала… Сели вечером пить чай, мать отвела сына на кухню и плачет: «На ком ты женился? На фронтовой… У тебя же две младшие сестры. Кто их теперь замуж возьмет?» И сейчас, когда об этом вспоминаю, плакать хочется. Представляете: привезла я пластиночку, очень любила ее. Там были такие слова: и тебе положено по праву в самых модных туфельках ходить… Это о фронтовой девушке. Я ее поставила, старшая сестра подошла и на моих глазах разбила, мол, у вас нет никаких прав. Они уничтожили все мои фронтовые фотографии… Хватило нам, фронтовым девчонкам. И после войны досталось, после войны у нас была еще одна война. Тоже страшная. Как-то мужчины оставили нас. Не прикрыли. На фронте по-другому было».

«Это потом чествовать нас стали, через тридцать лет… Приглашать на встречи… А первое время мы таились, даже награды не носили. Мужчины носили, а женщины нет. Мужчины — победители, герои, женихи, у них была война, а на нас смотрели совсем другими глазами. Совсем другими… У нас, скажу я вам, забрали победу… Победу с нами не разделили. И было обидно… Непонятно…»

…………………………………..

«Первая медаль «За отвагу»… Начался бой. Огонь шквальный. Солдаты залегли. Команда: «Вперед! За Родину!», а они лежат. Опять команда, опять лежат. Я сняла шапку, чтобы видели: девчонка поднялась… И они все встали, и мы пошли в бой…»